В это лето я ближе сошелся с двоюродным братом Ароном. Он учился в реальном училище, но учеба была для него делом второстепенным, что не мешало ему быть в числе лучших учеников. У него с раннего детства была цель – стать художником и стремился к этому, как только научился владеть карандашом и кистью. Он прочел много книг по искусству, его знания в этой области не были дилетантскими. У него часто собирались знакомые ребята, как и он преданные искусству. Помню фамилию только одного – скульптора Нероды. Когда собиралась шумная компания, начинались бесконечные споры не только о достоинствах того или иного художника, его живописной манере и содержании его работ, но и по философским вопросам, в чем признанным авторитетом был Арон. Я бывал в этой компании, но они были на 2 – 3 года старше меня, и я невольно чувствовал себя неловко и совсем терялся, когда заходила речь о живописи и, тем более, о философии. В Компании Арона часто звучали шутки, остроты, устраивались розыгрыши, носившие незлобивый характер и веселившие всех, в том числе, разыгрываемых.
В 1973 году в журнале «Юность» №3 были напечатаны воспоминания Кукрыниксов. Они пишут: «Своего рода отдыхом и развлечением студентов ВХУТЕМАСА были различные розыгрыши. «Жертвами» их становились главным образом новички, только что принятые в институт, но нередко на удочку попадались и старожилы. Вдохновителями и исполнителями бывали почти всегда одни и те же студенты А. Ржезников, А. Каневский и М Куприянов».Арон пытался и меня приобщить к искусству. Он рассказывал мне о Рембрандте, Рафаэле, Гойе, Леонардо да-Винчи, Рубенсе и русских художниках Серове, Репине, Крамском, Ярошенко, Левитане, показывал книги о художниках. Но в моей памяти сохранилось немного.
Арон много писал маслом и акварелью и всегда брал меня с собой. Мы уходили к Десне подальше от пляжа и любопытных, и Арон часами рисовал. От него я впервые услышал, что вода может не голубой и не синей и что земля может иметь множество оттенков. Я начал понимать, что нелегко найти сочетания красок, которые наиболее правдиво и глубоко отобразили природу. Арон твердо следовал выбранному пути. Он поступил во ВХУТЕМАС и после окончания в 1926 году остался в Москве. Встречались мы с ним не часто. Он много работал, строго придерживаясь реализма, нередко критиковал своих бывших учителей. Считал, что нужно искать пути более глубокой передачи действительности. Не могу судить, насколько он достиг своей цели, но его картины редко находили аудиторию, и жить ему было нелегко.
В последние годы перед войной он получил на Масловке студию и мог работать в относительно хороших условиях. Его жизнь была в известной мере подвижничеством. Ни женщины, ни материальные блага не могли свернуть его с дороги, которую он выбрал. Высокий, с правильными чертами лица, большими карими миндалевидными глазами он не мог не привлекать внимания женщин. Но, насколько я знаю, лишь в возрасте 38 лет он решился на тесную связь с женщиной. Я впервые увидел ее еще до войны на двух портретах, написанных Ароном. Они глубоко впечатляли: это была красивая с одухотворенным лицом женщина лет22 – 23. Ее звали Валя.
В 1941 году Арон добровольно ушел в Московское ополчение. Он пробыл на фронте около двух лет и погиб в боях под Одессой в 1943 году. К его семидесятилетию в 1968 году Московское отделение Союза художников СССР организовало юбилейную выставку его произведений. На ее открытии в выступлениях искусствоведа Бескина и председателя Московского отделения Шмаринова подчеркивалось мастерство Арона – художника, глубокое понимание им живописи, строгое следование своим взглядам в искусстве. Собравшиеся поделились воспоминаниями об Ароне. На выставке мне понравились некоторые его пейзажи и особенно портрет рабочего или ремесленника с каким-то необыкновенным выражением доброго, даже просветленного лица. Как видно, я был слабым ценителем живописи, так как в выступлениях на вернисаже об этом портрете даже не упомянули.
