Лев Зевин обладал неким редкостным обаянием — оно заставляло всех знавших его людей отзываться о нем с удивительным воодушевлением. Художественная же одаренность уроженца Витебска производила впечатление на столь разных его наставников, как Юрий Моисеевич Пэн, Марк Шагал, Казимир Малевич, Роберт Фальк.
Впечатление было настолько сильным, что учителя оставили свидетельства своего особого отношения к ученику.
Витебский патриарх Пэн сразу выделил худенького мальчика среди других и объяснил всем, почему Лёвушка Зевин — прирожденный живописец.
Малевич посвятил своему подмастерью в Витебском Народном художественном училище отдельный «диагноз», то есть анализ пластических устремлений; в архиве супрематиста осталось краткое эссе под заголовком «ЛевЗевин».
Студент Вхутемаса послужил моделью для своего руководителя Фалька: в сумрачно-напряженном и вместе с тем гармоническом портрете ощущается внутренний огонь, который так подкупал в Зевине.
Будучи учеником столь непохожих мастеров, юноша сумел найти свой собственный путь. Приверженность к динамическим изменениям в натуре определила импровизационную манеру его работ. Для рисунков Зевина характерна нервная точность жеста, акварели дарят радость легкостью красочных пятен, убедительно воссоздающих пластический сюжет.
Романтик в жизни и в искусстве, Зевин больше всего любил живопись. По собственному признанию, красочное тесто было той первичной материей, из которой рождались его образы. Художник не знал устали, добиваясь насыщенности и тонкости красочных отношений на полотне.
В конце 1920-х годов благоговейное отношение к живописной культуре объединило ряд живописцев и графиков в общество «Тринадцать»; во Льве Зевине они нашли единомышленника.
Героическая попытка членов группы «Тринадцать» отстоять честь искусства перед надвигавшимся соцреализмом стоила кому жизни, кому прозябания в забвении и нужде до конца дней. Немногим было суждено узнать, что они остались победителями.
Традиционные качества живописи числятся ныне архаикой вкупе со всей живописью как видом искусства. Однако и здесь Лев Зевин вместе с коллегами представляется своеобразным победителем: высокие ценности живописи, которые он исповедовал всю жизнь, — колорит, эмоциональность, восторг глаза — не теряют своей подлинности и власти над зрителем, в чем могут убедиться посетители настоящей выставки.
…Лёва Зевин никогда не стал «Львом Яковлевичем» Зевиным: гибель настигла его на войне молодым. Подвижностью и необыкновенным изяществом облика напоминавший Пушкина, он столь же безвременно ушел из жизни.
1991
Александра Шатских