И. Симанчук – Михаил Владимирович Добросердов, Часть 2

Шевченко неторопливо прохаживался по мастерской, пристально поглядывая на работающих. Подошел к Добросердову, долго стоял за его спиной, потом шагнул к соседу.
Что же вы так сухо пишете? Не чувствуется у вас пластики. Вот взгляните — у Добросердова форма буквально поет.
Ну и ладно. У него «поет», а у меня «не поет», — буркнул раздосадованный однокашник.
К концу года в мастерскую наведался Осмеркин.
— Как тут мои ребята? Поднабрались мастерства? Дайте, дайте по?смотреть. Ишь ты, как Добросердов продвинулся… И не узнать! Вот в?том же духе и продолжайте…
Трудясь, Михаил и его друзья стремились видеть куда дальше своих подрамников. Музеи и выставки становились для них своеобразными аудиториями, где они безмолвно вопрошали великих классиков, где жадно учились у своих старших собратьев по искусству.
Очень памятным стал всем вхутемасовцам 1928 год. В феврале в здании Центрального телеграфа на Тверской открылась выставка, посвященная десятилетию Красной Армии. На ней было столько замечательных полотен, что глаза разбегались. «Смерть комиссара» Петрова-Водкина и «Делегатка» Ряженого, залитый жарким солнцем «Таманский поход» Соколова-Скаля и заснеженная, «студеная» картина Юона «Проводы рабочих отрядов на фронт», работы Дейнеки и Иогансона, Чернышева и Яковлева, Фалька и Штеренберга, Фаворского и Грекова. Отлично выполненные композиции Чашникова «Партизаны Сибири» и Рянгиной «Красноармейская изостудия» прямо с этой выставки были посланы на международную экспозицию в Венецию и имели там шумный успех.
А затем, в мае того же года, в старом здании на Кропоткинской открылся первый съезд АХР…
Добросердов ходил по выставкам, смотрел и не спешил с выбором привязанностей. Но постепенно все более четко выявлялись наиболее импонировавшие ему своим творческим почерком живописцы, в сознании оседали их самые примечательные в то время работы. Хрупкие, застенчивые школьницы с портретов Чернышева; пастухи и крестьянки с поэтичных и мягких, голубовато-охристых полотен Павла Кузнецова; могучая природа и эпические люди из знаменитого новгородского цикла картин Кончаловского; острейшая актуальность работ Дейнеки; напряженные, мастерски скомпонованные, четкие по ритму живописные повествования «Узловая железнодорожная станция в 1919 году», «Допрос коммунистов», «На старом уральском заводе» Иогансона; революционная «космичность» человечнейших композиций Петрова-Водкина; подобные лирическим стихотворениям акварели Остроумовой-Лебедевой… Все это составило для Добросердова особый мир, не только радовавший великолепием форм и красок, талантом замыслов, не только восхищавший живописным совершенством, но и вдохновлявший, звавший к себе, будораживший мысли. Казалось бы, все ясно — к чему стремиться, как работать…
А в это же время Вхутемас бушевал. Из года в год не прекращались баталии между приверженцами реализма и сторонниками новомодных формалистических течений, которые старались взять верх и громкостью голосов, и резкостью лозунгов, и числом сторонников. Огромную роль в борьбе против навязывания под видом «пролетарской культуры» буржуазных взглядов и левацких модернистских уклонов сыграли беседа В. И. Ленина со студентами в общежитии Вхутемаса и письмо ЦК РКП (б) «О пролеткультах», которое было опубликовано еще в декабре 1920 года в «Правде». Неоднократно старшекурсники Николай Соколов, Михаил Куприянов, Порфирий Крылов, составившие впоследствии блистательный коллектив Кукрыниксов, выступали с целыми сериями карикатур, высмеивавших нелепости и условности формалистического преподавания, порядки, а вернее, отсутствие порядка в институте.