И. Симанчук – Михаил Владимирович Добросердов, Часть 2

— Ай да Миша!—воскликнул тот и одобрительно хлопнул приятеля?по плечу. — Очень живо и интересно сделано. А цвет-то, цвет, ведь зву?чит у тебя, как колокольчик!
Полностью написанную картину одобрил и Штеренберг. – Ваша дипломная работа, — сказал он, ласково глядя снизу вверх на высокого Добросердова, — такая же стройная, как вы сами. Скажете нет? А знаете ли, что она намечена в Третьяковку? И еще я вам скажу: соцстрах решил приобрести для санаториев несколько подходящих полотен. Я кое-кого уже направил в их комиссию. Понесите показать и вы. Мне кажется, что вам это будет кстати, а?
Добросердов смущенно забормотал что-то благодарственное. Потом он, конечно, побежал и в Третьяковскую галерею, и в соцстраховскую комиссию. А спустя месяц растерянно принял у почтальона сразу два денежных перевода. Долго еще он сомневался: как это сразу два, нет ли здесь какой-нибудь ошибки?
Но вот и последняя институтская выставка — дипломная экспозиция 1930 года; последний выпуск Вхутемаса-Вхутеина. Бурным, многостилевым, разноречивым был этот художественный вуз, и это стилевое многообразие, конечно же, отразилось и на выставке. В институте, его мастерских, аудиториях, коридорах полным-полно гостей — известных художников и деятелей культуры, представителей партийных и государственных органов, журналистов, родственников, друзей и подруг вчерашних студентов. Всем им интересно и весело. А самим героям торжества немного грустно. Грустно не только от того, что они прощаются с неповторимой вхутемасовской атмосферой бескорыстного творческого служения искусству, самых невероятных поисков и проб, дружеской взаимопомощи, смеха и шуток. А от того, что институт кончился вообще — его закрывают. Но несмотря на многие распри и недовольства тем, что творилось в нем все годы, его жалко, как бывает жалко старый, обжитый, уютный, но тесноватый, обветшалый дом, который решительно и бесповоротно сносят, чтобы воздвигнуть на его месте нечто куда более масштабное и современное…
Еще во время учебы Добросердов мечтал после защиты диплома поехать к родителям в Хабаровск, поселиться там, ездить на зарисовки в стойбища местных жителей, писать амурскую ширь. Но тогда не было в Хабаровске ни музеев, ни галерей, ни профессиональной художественной жизни. «Захиреть можно в такой обстановке. Получится, что и учили напрасно», — думалось Михаилу.