И. Симанчук – Михаил Владимирович Добросердов, Часть 2

Не прошло и года, как Семен Афанасьевич подтвердил эту уверенность в друге.
— Понимаешь, заварил я большое дело, — рассказывал он Добросердову. — Ведь у нас в Киргизии нет профессиональных художников, нет и художественной галереи, чтобы привлечь народ, заинтересовать его. Загорелся я этой идеей, а поддерживает меня знаешь кто? Белоцкий, первый: секретарь ЦК Компартии республики. Он приходил ко мне в московскую мастерскую этюды смотреть. Он же помог в г. Фрунзе помещение выбить, научил обратиться к Феликсу Кону за помощью. А Кон оказался таким же энтузиастом и сумел из фондов Третьяковской галереи для будущего республиканского музея получить семьдесят четыре работы — этюды Репина, Поленова, Левитана, Верещагина!
Добросердов слушал и улыбался, глядя на Чуйкова. Очень уж непривычно Ныло вместо серьезного, сосредоточенного, немного замкнутого мастера видеть разгоряченного, по-юношески увлеченного парня.
В этом году, — продолжал Семен Афанасьевич, — исполняется двадцать лет с начала национально-освободительного восстания киргизов против царизма. Я получил у Белоцкого разрешение пригласить в республику группу московских художников. Пусть поездят, попишут наших людей, день наш, сегодняшние дела большие. А мы работы эти купим — и тоже их в новорожденную галерею. Так что позволь пригласить тебя вместе с женой Марусей к нам на жанры и портреты, на арбузы и дыни… Что скажешь?
Ой, Сеня, не готов я к такой работе…
Перестань! Сколько ты будешь самого себя стесняться? А ну, двигай домой собираться! Я и слушать ничего не хочу. Только так и можно из тебя робость выколачивать…
Жаркое киргизское солнце словно добавило огня Добросердову. Смело принялся он за большие полотна. На одном — прямо в поле, у разобранного трактора, ученики-киргизы азартно трудятся, повторяя приемы русских наставников. На другом — широченный массив свекольной посадки, вдали — ребристые горы; на фоне выцветшего от жары неба, точно корабль, плывет по полю машина.
А потом довелось написать первый свой «киргизский» портрет. Чуйков настоял, он и «натуру» подобрал — знатного чабана Бектурова, первым в республике награжденного орденом Ленина.
— Садитесь, как вам удобно, — предложил Добросердов. И чабан сел,?подавшись вперед, опершись руками на колени. Крепкий, мощный, с?отливающей серебром головой и черными закрученными усами, он выгля?дел монолитной скульптурой. Взяв уголь, художник заторопился с на?броском лица, фигуры, ловя сходство и внутренне поражаясь тому, что?работа идет играючи, все получается как по волшебству.
Пришел Чуйков, быстро оценил сделанное.
— Ох, каков красавец! Такого я бы и сам не отказался написать.
— Ну, давай…
— Нет уж, взялся — так и заканчивай.
— Ты скажи, какие у меня ошибки.
— Не скажу, сам не маленький.
— А я потом всем буду говорить: руководитель республиканского?Союза художников отказался мне помогать.