И. Симанчук – Михаил Владимирович Добросердов, Часть 1

полотна, его поиски. Им полюбилась сама фамилия Михаила Владимировича, скорее, похожая на точно выбранный псевдоним. Она вдвойне оправдана, ибо Добросердов и добросердечный, чуткий человек, и добрый художник, добрый преподаватель, никогда не позволявший себе подавлять своеобычность ученика, навязывать ему свое мнение и волю, всегда готовый подбодрить, поддержать, вместе порадоваться удачному решению.
Очень важно сохранить в себе на всю жизнь изумление перед всем прекрасным, перед «лепотой», как говаривали в старину, в большом и малом. Изумление, точно зернышко, из которого вырастает любовь к натуре, преклонение перед природой, перед венцом ее — людьми.
И Михаил Владимирович сохранил его; словно заботливый садовник, прививает он молодежи любовь к изображаемому, беззаветную и бескорыстную любовь к искусству. Поэтому так дорога ему поэтическая мысль Блока: «Ласковая и яркая краска сохраняет художнику детскую восприимчивость». Минуло уже семь десятилетий, а краски, волшебству которых не перестает дивиться Добросердов, по-прежнему хранят, защищают его восприятие мира, чистоту его помыслов. Такой уж он человек, такой художник.
Самые ранние детские впечатления… Они удивительно яркие, четкие и связаны с восторгом от окружающего, с попытками выразить его, сохранить в памяти.
Идет дождик, теплый, ласковый. Его капли щекочут шею, катятся по носу и щекам, так что хочется смеяться. А еще дождик делает во дворе замечательную грязь! Так здорово взять ее в руки, мять, гладить. Из нее отлично лепятся фигурки — кошки, собаки, птицы. Маленький Миша и его друзья увлеченно лепят, показывают друг другу, что вышло. Они перепачкались, вымокли, но это не беда. Главное — получилось много фигурок, и ребятишки бережно складывают их около лестницы в своем доме. Сколько же было горя, когда на следующий день Миша узнал, что дворник очень ругался и вымел все, что они с таким упоением лепили накануне!
Светлым солнечным днем попал Миша впервые в большой фруктовый сад. Он увидел на ветках румяные яблоки, вроде тех, что прежде встречались ему только в сумке или на столе. Они отливали на солнце глянцем и были такими красивыми, что мальчуган замер с поднятой головой и приоткрытым ртом. Дядя, младший брат отца, посмеялся над изумлением племянника, а потом подхватил его на руки, посадил на закорки и понес, понес по саду, под самыми высокими яблонями. Налитые, тяжелые яблоки легонько стукали Мишу по голове, а солнце словно играло с ним в прятки: то скрывалось за листом, и тот становился светлым, почти