И. Симанчук – Михаил Владимирович Добросердов, Часть 4

Так и пришлось: новые наброски и этюды, ворохи вариантов будущей композиции…

Белянинов как истинный ученик и последователь Добросердова устремился вглубь, к передаче отношений между людьми в тачанке, их переживаний, их психологических состояний после выхода из боя. Работа над цветовыми эскизами сопровождалась длительными беседами с учителем, и каждая беседа, точно на очередную ступеньку, поднимала Бориса к вершине осуществления замысла, делала шире кругозор, прибавляла уверенности. Очень строго, даже придирчиво подходил Добросердов к собранному для картины материалу — пейзажным этюдам, фактурным наброскам, работам, воссоздающим героическую эпоху гражданской войны. Он требовал тщательной отработанности абсолютно всех моментов композиции.
— Что значит диплом? — повторял он. — Это формальность. На самом?деле ты как живописец должен создать самую настоящую, основатель?ную картину. Вот и будь любезен, пиши…
Дипломная работа Бориса Белянинова была не просто высоко оценена, но и получила премию. Эту интересную, самобытную картину сразу после защиты диплома приобрел Государственный Исторический музей.
К большой радости Добросердова в Училище памяти 1905 года несколько лет преподавал и один из его самых «изначальных» учеников — Люциан Шитов. Вместе ходили они на этюды, вместе выезжали на практику. Счастливейшими моментами жизни считает Шитов совместную работу однажды на закате, росистым свежим вечером и ночную поездку из Музея Поленова к студенческому лагерю, когда на берегу Оки вызвать паром не удалось и пришлось заночевать в машине.
Спустился густой туман, похолодало, но от близости чуткого, все понимающего человека, казалось, становилось немного теплее. Шитов задремал и вроде бы сразу же открыл глаза. Над рекой повисла алая полоса зари. Туман уходил, открывая берег. Михаил Владимирович стоял рядом с машиной, любовался восходом. Обернулся, увидел, что Люциан не спит, и бодро сказал:
— Ну что ж, надо спешить. Доберемся и сразу проведем постановку?живописи, потом выставим оценки, а там, глядишь, и об очередном этю?де подумать можно…
«Вот так, не выспавшись, не позавтракав? — подумалось Шитову. — Ни минутного сомнения в правильности именно такой, почти аскетичной жизненной линии, ни пусть даже мимолетной мысли о личном благополучии. Можно ли искренней и преданней служить искусству, чем этот скромник и трудяга?..»