Лев Зевин. Автопортрет (за столом), Без даты
Это была удивительная пара. Каждый вечер комнатка наполнялась друзьями и знакомыми, которые приводили все новых и новых друзей. В ту эпоху каждый обладатель жилплощади, особенно расположенной в центре, становился жертвой своих бездомных и бесквартирных друзей. Но атмосфера, царившая на вечерах у Зевиных, была особой. Здесь собирались еще безвестные, но полные горения и жажды свершений. Я мало того, что проводил у Зевина каждый вечер, но еще приводил с собой прорву своих товарищей. Чаще всего бывали Борис Берендгоф и Серафим Пруссов. Они привели кинорежиссера Легошина, ученика Эйзенштейна, тот привел сценариста Клементия Минца. Все уроженцы Витебска бывали тут. Изумительный рассказчик К. Минц частенько занимал своими рассказами целый вечер. В. Алфеевский бывал ежедневно. Я между тем у него была рядом, на Брестской улице отличная комната, но почему-то к нему не шли. Может, он сам не хотел, кто его знает.
Тут надо прямо сказать. Этот круг бредил Парижем. Долго Зевин обивал пороги разных учреждений, от которых зависело реализовать ли присуждение ему заграничной командировки или нет. Прошло немало времени, пока до него не дошло, что это безнадежное дело. Но можно жить в Париже духовно, так и не увидев его воочию никогда. Искусство к счастью легче проникает через любые загородки. С литературой сложнее. Тут надо знать язык. Валериан Алфевский много читал по-французски и приносил нам журналы « » и « ». Много рассказывал о прочитанном. Тогда достаточно было увидеть плохонькую репродукцию, чтобы в вас пробудились целые миры откровений. Всходила звезда Боннара, Мориса Утрилло, Дюфи. Мы были равнодушны к творчеству Пикассо. Оно нас интересовало, казалось «занятным», словцо это из жаргона того времени объясняло все. «Занятно», т.к. сейчас говорят «ничего», «нормально» и т.п.
Однако дела мои становились все хуже и хуже и, наконец, я оказался не в состоянии оплачивать даже угол и как-то само собой получилось, что я стал довольно бесцеремонно ночевать у Левы. Меня клали на пол. Ребенка у Зевиных еще не было, Леве как будто так и надо, ничего не говорил, время шло, дни за днями ничего не меняли, и вот однажды, ворочаясь на полу, я услышал шепот Фриды – «сколько это будет продолжаться. Это же нельзя. Он ничего не хочет предпринять». Лева сонно отвечал: «Молчи, Фрида, спи, все образуется».
