"Остовцы": первый ряд - неизвестный, Д. Штеренберг, Н. Шифрин; второй ряд - Л. Зевин, П. Вильямс, А. Лабас, А. Тышлер. Конец 1920-х гг.
Пока кипела жизнь в подвальных помещениях театра Пролеткульта, мы могли немного передохнуть и посмотреть макет, приехал наш благодетель Александр Григорьевич Тышлер. Элегантный, как всегда с маникюром, пахнущий парижскими духами, спустился он в наш тесный подвал. Я забыл сказать, что действие нашей оперы происходило в Китае, на Советско-Китайской границе. О том, чтобы изучить китайскую деревню, посмотреть, как выглядят китайцы, словом проделать какую-либо подготовительную работу, не могло быть и речи. Все было сплошным вымыслом. Какая-то фантастическая хижина с остроконечной кровлей из ивовых прутьев, пропускавших свет, стояла на довольно высокой площадке, укрепленной на расписных столбиках, между которыми натягивалась система занавесок. Занавес представлял из себя сотни рубах и всякого разноцветного белья, висевшего на веревках, протянутых через всю сцену. В третьем акте не было ничего, кроме множества клеток для птиц разных размеров, висевших на разной высоте. Золоченные, красные, бирюзовые клетки отбрасывали причудливые полосатые тени друг на друга, сцена не была освещена, все это на совершенно темном фоне и артист, исполнявший партию мандарина, ходил по сцене, трогая клетки длинным бамбуковым шестом, и они качались. В оркестре в это время звенели колокольчики. По нашему мнению китайщины было довольно, но Александр Григорьевич все же был озадачен полным пренебрежением к китайскому колориту и сказал, указывая на досчатый забор, на который нанизаны были маски, служившие учебной мишенью: «А у китайцев-то все ногтями делают». При этом он показал ногти длиной примерно в полметра. Словом, он нас похвалил, и мы были счастливы вдвойне – не подвели. «А из вас друзья со временем может выйти театральная пара, если повезет, конечно, в театре без везения ничего не получится». Как это верно нам пришлось вскоре почувствовать очень больно.
