И. Симанчук – Михаил Владимирович Добросердов, Часть 5

Художник упорно трудился, мучаясь от недостатка света, от нехватки натурных эскизов, от отсутствия подходящих натурщиков.
Порой им овладевало сомнение, наступала неудовлетворенность сделанным. И тогда со всей строгостью к себе он записывал в очередной дневниковой тетради: «Хоть замысел и удачный, но пока нет его воплощения. Все шатко, неубедительно, нет рисунка, крепкой формы, нет ясно очерченных образов. Вещь пока что не пронизана живой эмоцией, подлинной страстью чувств. Я не слышу в ней учащенного дыхания, взволнованного биения сердца. При большой общей сдержанности в картине должны явственно чувствоваться внутренняя трагедийность, величие и благородство души наших самых простых людей».
Приходили в мастерскую коллеги — и молодые художники, в основном бывшие ученики, и опытные мастера. Что-то советовали, какие-то детали предлагали доработать, но в целом сходились в самой положительной оценке завершавшейся композиции.
Об этом говорили ему и ветеран советской живописи Н. М. Чернышев, и Е. А. Малеина, и А. А. Лабас, и П. Т. Кошевой, и Т. Г. Гапоненко, и многие другие. Чернышев даже особо отметил полную готовность картины — хоть сейчас выставляй! Он нашел замысел ее интересным, исполнение — простым и благородно сдержанным, в сугубо «добросердовском» стиле.
Но взыскательность автора заставляла его снова и снова браться за кисть, внося в уже готовую картину новые исправления.
Работа была успешно завершена к началу ноября. Выставочный комитет единогласно одобрил ее, и новое большое полотно Добросердова под названием «Письмо матери от боевых товарищей» (1967) из цикла «В дни испытаний» появилось в Манеже, на выставке «Московские художники — пятидесятилетию Октября». С успехом поздравил своего однокашника Николай Ромадин, от души порадовались достижению учителя сами уже известные художники Гелий Коржев и Валентин Сидоров.
А Добросердов вспоминал все свои сомнения, переживания и чувствовал себя вымотанным, как всегда, после завершения очередного труда. Ведь каждый раз он выкладывался до такой степени, что ему казалось, будто уже нечего больше сказать людям.
Чем же привлекают к себе картины Добросердова?
Главное, пожалуй, в том, что, глядя на них, вспоминаешь вещие слова Горького: «Человек! Это звучит гордо!» Гордый, сильный, одухотворенный человек стоит в центре всех полотен Добросердова. Он близок, понятен и дорог нам, он — наш современник, наделенный умом и мужеством, волей и добротой, патриот, борец. В этих образах сконцентрированы многолетние наблюдения Добросердова, бесценные запасы реалистического багажа его памяти. К ним добавляются эстетические воззрения самого художника — коммуниста, гражданина, творца, обогащенного марксистско-ленинской теорией, помогающей ему политически верно трактовать свои идеи в художественном произведении.