Каждый день я ездил в Москву в Воениздат делать военно-учебные плакаты, а к вечеру возвращался в деревню. Ночью мы выходили во двор и слушали с замиранием сердца особый вибрирующий гул фашистских самолетов, волнами пролетавших над нами в сторону Москвы.
В начале войны многие художники стали работать интенсивнее, желая быть вовлеченными в общую борьбу народа. В составе бригад ездили в командировки на фронт, привозили этюды, замыслы и эскизы новых произведений. Немало художников, помимо мобилизованных, добровольцами вступали и народное ополчение, и многие из них не возвратились с войны.
Но не только военная тема интересовала и художников, и зрителей. Необыкновенно возросла любовь к пейзажу. Очевидно, изображение красоты родной земли было необходимо защитникам Родины как своего рода духовная зарядка. Не случайно огромным успехом пользовалась выставка произведений В.Д.Поленова в зале на Кузнецком мосту, 20, продлеваемая по требованию зрителей, среди которых было много военных, три раза.
Положение на фронте все ухудшалось. Враг рвался к Москве. Началась эвакуация множества учреждений, детских домов, больниц, институтов, архивов, музеев.
Самым трагичным стал день 16 октябри, когда возможность нападения немцев непосредственно на Москву стала реальной. На некоторых улицах солдаты подготавливали надолбы, подвозили пушки и пулеметы. Утром в этот день метро было снова закрыто. Над городом стояли тучи из пепла и дыма от сжигаемых в топках учрежденческих и домовых архивов, списков, документов. Летающие, как галки, черные листки сгоревшей бумаги еще более усиливали тревожное состояние города.
Идя пешком на работу в Воениздат, я еще не знал, что меня ожидает. А там уже грузили в машины сейфы, книги, плакаты, типографские станки. Я немедленно был послан обратно домой за вещами и проститься с женой в больницу, куда я поместил ее после деревни.
В жутком состоянии, не понимая, что делается кругом, и не чувствуя себя от горя и слез после прощания с женой, я пришел в издательство и включился в погрузку имущества. Однако вскоре нас, нескольких художников, послали на грузовой машине за хлебом для нашего эшелона. Остановились мы около главного штаба армии, на краю Арбатской Площади, и, как нередко бывает в жизни, трагическое здесь переплелось с комическим. Пока мы ждали бумагу на получение хлеба, стоя в кузове машины, из низко нависших над городом тяжелых облаков вынырнул немецкий самолет с фашистскими знаками, пролетел очень низко прямо над нами, затем над штабом и тут же скрылся, как только затрещали пулеметы и ружейные выстрелы. Мы кричали, возбужденно показывая друг другу самолет, охали и ахали, но когда он ушел в облака и наступила тишина, один из наших художников, высокий, красивый мужчина, вдруг закричал:
— Ребята-а! Так это же фашистский самоле-о-т! — Взвизгнув, он спрыгнул с машины и бросился под кузов. Мы сначала молча и недоуменно смотрели друг на друга, но потом уже долго не могли успокоиться от смеха.
