Привезя хлеб, мы снова включились в погрузку имущества издательства в машины, а затем из машин в вагоны эшелона. Все сотрудники, мужчины и женщины, вставали н длинную цепочку и передавали из рук в руки пачки, свертки, папки, книги, пишущие машинки, рулоны. Наперед скажу — этой утомительной ритмичной работой мы с того дня занимались с небольшими перерывами три месяца, ибо издательство путешествовало из одного места в другое по волжским городам и поселкам, перетаскивая на руках все свое имущество с вокзалов на пристани, с пристаней на машины, потом на сани и снова на железную дорогу, нигде не находя себе подходящих условий, и, наконец, одним из первых эвакуированных учреждений возвратилось в Москву уже в начале января 1942 года.
Это не значит, что мы ничего не делали из своих прямых обязанностей. В теплушках, на пристанях, во временных пристанищах: в школах, общежитиях, в казармах, на частных квартирах,— мы рисовали сложные учебно-военные плакаты, готовили пропагандистские листовки, политические карикатуры, часть которых печаталась на местах или отсылалась в другие города.
Между прочим, нередко во время работы мы по очереди вспоминали изысканные блюда, которые приходилось есть до войны, поскольку сейчас в основном питались тюрей из черных сухарей и манной кашей без масла и сахара. Мы охотно делились своими воспоминаниями об изысканных блюдах и угощениях, когда-либо отведанных нами, до тех пор, пока один из нас, закатив от удовольствия глаза к потолку, не сказал:
— А все-таки, ребята, что ни говорите, а нет на свете ничего вкуснее, чем простая белая булка с маслом и стакан крепкого чая с сахаром.
Тут все мы набросились на безжалостного и заставили замолчать, настолько показалась нам несбыточной эта райская мечта. Гастрономические же разговоры с той минуты постановили прекратить.
По возвращении в Москву я не застал в живых больную жену мою Валю Набокову— талантливого, хотя и не успевшего полностью выявить себя художника. Еще перед войной она написала серию бурно-темпераментных натюрмортов и несколько портретов колхозников, очень характерных и выразительных. Валя принадлежала к той группе художников 30-х годов, которые стремились выразить свои чувства и жизнь, их окружающую, в непосредственной эмоционально-романтической живописи, противоположной распространенному в то время почти академическому, объективистско-правдоподобному, но малоправдивому искусству.
В августе 1942 года, в предельно обострившейся военной обстановке, когда врагом были захвачены Донбасс, юг страны и немецкие дивизии катились к Волге, встала одна из трудных проблем жизни—проблема отопления Москвы в зимние месяцы. Начали формироваться многочисленные группы и отряды дровозаготовителей. Я поехал с отрядом художников МОСХа в Талдомский район Московской области. Мы валили деревья, пилили, укладывали в штабеля, отвозили на вокзал, грузили на платформы и в вагоны и отправляли в Москву. Работа была тяжелая, но мы, кроме нее, сами организовывали весь наш быт, жилье и питание. Здесь я познакомился с художницей Зиной Маркиной. Мы полюбили друг друга и стали по приезде в Москву жить вместе.
