О всех этих выставках и вечерах мне хотелось рассказать и написать, но центральные газеты были полны материалов о послевоенном строительстве и пробиться со статьями о художественной жизни было очень трудно. В это время в аппарате ЦК партии готовились документы, касающиеся положении в литературе и в музыке, и ведающий вопросами искусства мой знакомый еще по совместной работе у Е.Кибрика в ИЗОРАМе, Поликарп Иванович Лебедев (который, между прочим, просил всех знакомых называть его Александром Ивановичем), пригласил меня однажды к себе в отдел для консультации по некоторым вопросам художественной жизни. Я пожаловался ему на невозможность публикации в газетах статей о выставках.
— Вот что,—сказал он,— пиши статью и иди с ней в «Вечернюю Москву», а я им позвоню.
Через несколько дней я написал статью о Всесоюзной художественной выставке и принес в редакцию «Вечерки». Меня там встретили, как говорится, с распростертыми объятиями, и, почти не правя, быстро статью опубликовали и просили, кроме того, писать им хоть каждую неделю. Звонок от Лебедева подействовал безотказно. Так началась моя недолгая, но бурная критическая работа в «Вечерке».
В чем был ее смысл? Чтобы ответить на это, нужно достаточно ясно представить себе, какие силы, позиции и течения существовали тогда в художественной жизни Москвы. Если страстная и беспощадная борьба против общего врага, фашистской Германии, объединяла всех и как бы снимала во время войны многие расхождения во взглядах не только на искусство, но и на многие идейные вопросы и проблемы, то после победы с новой силой возникли и старые споры, и неизжитые противоречия. Они касались не самого понимания целей и задач нашего искусства, а того, как, какими именно художественными средствами следует раскрывать и передавать в образах реальную жизнь страны, ее борьбу и строительство.
Я принадлежал к тем довольно широким кругам художественной общественности, которые хотели видеть в произведениях искусства изображения или скорее выражения характерных явлений жизни и быта советских людей, в том числе и важных явлений общественной жизни. Однако мы считали, что любое произведение должно быть прежде всего произведением искусства, созданным художником своего времени, обладающим определенным мастерством и достаточно самостоятельным творческим мировосприятием.
Эта позиция в корне расходилась с тем, как понимали искусство, его задачи и требования не только часть художников, но и многие деятели, связанные с искусством,— начальники художественных учреждений, общественных и государственных организаций, некоторые искусствоведы. Все они, как правило, считали, что художники должны прежде всего правдиво изображать главные события политической и государственной жизни страны и наиболее важные явления общественной жизни. Причем правдивость чаще всего понималась как простая правдоподобность, фотографичность, как лишенная личностного отношения сухая, протокольная объективность. Эти две разные позиции определяли резкое расхождение в художественной среде двух основных групп, не согласных не столько в теоретических проблемах, сколько в оценке конкретных произведений. Поскольку мне, критику, чаще других приходилось высказываться об отдельных произведениях, я чаще других подвергался нападкам противной стороны.
