П. Корин "Схимница", Конец 1920-х
В 30-х годах он написал серию так называемых подготовительных этюдов к своей картине, которые в действительности стали, на мой взгляд, высшим достижением его творчества. Главным было то, что он не просто искал характерные типы и натурщиков, нужных для картины, а действующих лиц, которые в самой жизни своим поведением и действиями осуществляют его идею. Поэтому он сначала искал именно таких преданных вере людей, а потом уже добивался, чтобы они позировали ему, сколько нужно. Так он нашел старуху, которая, живя в Подмосковье, вообще отказалась ему позировать. Но он не сдался и обратился за помощью к митрополиту, и тот наложил на нее епитимью, по которой она обязана была позировать художнику. Так как она по своим убеждениям не пользовалась железной дорогой, она пешком несколько раз приходила из Подмосковья к нему в мастерскую позировать. Образ получился необыкновенной драматической силы. Такими же реальными, действующими в самой жизни лицами были и другие его герои. В 1946 году этюды к картине были впервые показаны в зале МОСХа в Ермолаевском переулке, и тогда они произвели на всех сильнейшее впечатление…
С огромным напором работал над картиной как завершенным большим произведением и Сергей Васильевич Герасимов, хотя основной его живописный метод, казалось, вступал в полное противоречие с такого рода требованиями.
У меня и моих товарищей, у многочисленных его учеников всегда вызывали восхищение его пейзажи и натюрморты, удивительно артистически и свежо написанные. Предметы в них, возникая, тут же как бы пропадали, растворялись в тончайших градациях цвета и света.
Я вспоминаю свой разговор с Сергеем Васильевичем на одной московской выставке, где совершенно случайно оказались повешенными рядом мой этюд и его изумительные «Колокольчики на окне». Я спросил, что он думает о моем этюде. Он сказал:
Ничего, этюд неплохой, но, видите ли, у Вас в трех разных местах совершенно одинаковые темные пятна. Так в жизни не бывает, и нужно, чтобы не было и в живописи.
А что Вы скажете о моей работе,— спросил он,— но только откровенно, Владимир Иванович?
