“Кто там шагает правой?” Воспоминания В. И. Костина Часть II: В годы тридцатые

Однако через несколько месяцев, совсем неожиданно, состоялось примирение Мейерхольда со мной, и состоялось оно благодаря содействию замечательного человека, старого большевика, самого устойчивого друга театра Мейерхольда, добрейшего Бориса Федоровича Малкина.

В то время он был назначен директором Изогиза. Бегая по всяким заседаниям, вернисажам, диспутам и давая о них отчеты в газету за подписью «Вл. Костин», я заглядывал и в Изогиз к новому директору, брал у него интервью. Обычно он меня встречал так:

—    А вот и Влы Костин пришел. Садитесь, дорогой. Что нового в нашей бурной-
бурной художественной жизни?

Я ему рассказывал новости, конечно, с комментариями и со своими короткими определениями — «ерунда, глупость, безобразие», или, наоборот,— «художник — во! Мастер — будь здоров! Вот это мужик! Живопись— красота!»

Ему эти примитивные по форме реплики, но, кажется, часто довольно верные по существу, нравились, и однажды он сказал:

—    Слушайте, Влы Костин, сколько Вы получаете в «Комсомолке»?

Я говорю — сижу на полставке, не хочу себя закабалять газетной работой.

—    Ну вот и правильно. А знаете, поступайте ко мне в издательство по 
совместительству заведующим массовым отделом. Надо наладить пропаганду нашей изобра
зительной продукции.

Хотя я и не представлял содержания своей будущей работы и, прямо сказать, совсем не тяготел к ней, но очень мне нравился Борис Федорович и я согласился поработать у него. Вскоре он сделал меня политредактором плакатной мастерской при Изогизе, где делали много интересных, острых и по-настоящему художественных плакатов только что окончившие Вхутеин студенты и среди них старший их товарищ, самый талантливый, всегда насмешливо-ироничный Аминадав Каневский, именуемый всеми просто Конь.

Инициатива и энергия Бориса Федоровича были неисчерпаемы. Каждый день он придумывал что-то новое, создавал в издательстве новые отделы, комиссии, мастерские, жюри, советы, ввел контрактацию Изогиза для живописцев, которые писали жанровые картины, а с них печатались затем большие цветные репродукции, распространяемые по всей стране. Причем каждое нововведение он протаскивал упорно, с невероятной настойчивостью,  хотя,  надо сказать, далеко не  все они были  жизнестойкими.