“Кто там шагает правой?” Воспоминания В. И. Костина Часть II: В годы тридцатые

С. Герасимов "Клятва сибирских партизан", 1933

- Скажу, Сергей Васильевич! Когда я впервые увидел эти «Колокольчики», у меня от восторга, от чувства красоты и жизненности даже дух захватило, настолько они показались мне великолепными. Но когда я увидел их во второй раз, я тоже восхитился, но уже меньше, мне чуть мешала некоторая неясность формы, хотя общее звучание букета было еще сильным. Но вот в третий раз мне уже сразу бросилась в глаза незавершенность, приблизительность изображения цветов, и это как-то несколько расхолаживает, и сейчас таково мое отношение к этой Вашей все же очень хорошей работе.
- Ну, дорогой мой, вон что Вы затронули. Это же самое трудное и есть в нашей работе, чтобы было и свежо и завершено. Над этим-то я и бьюсь больше всего, особенно в картине, или недоделаешь — тогда все чего-то не хватает, а большей частью переделаешь, засушишь, затюкаешь, а тогда все летит к черту, никакой жизненности, свежести нет, и не знаешь, как из этого выбраться.

Только в некоторых больших композициях Сергея Васильевича эти два требования находили гармоничное решение, и прежде всего в «Клятве сибирских партизан», которую он, правда, несколько подпортил в последние годы своей жизни, реставрируя ее при передаче в Русский музей. Я видел, как он объединял довольно контрастный колорит картины светло-серым цветом, чтобы работа приобрела чисто пленэрную цельность, но, увы, в результате потерялось напряженно-контрастное цветовое решение и притупилось общее драматическое состояние сцены.

Молодые и старые

Работа во «Всекохудожнике» сталкивала меня с самыми разными художниками всех возрастов и поколений. Естественно, я больше склонялся к молодежи и помогал ей, чем мог. Ребята были боевые и скоро организовали сатирический коллектив «Охра тертая», выпускали огромную стенную газету, изобретательно оформленную. В ней можно было увидеть прикрепленную клетку с живой канарейкой, и большую резиновую галошу, и объемные карикатуры и шаржи. Заводилой, в этом коллективе был мой ближайший друг, неиссякаемый на выдумки Исаак Эбериль, героически погибший в годы Великой Отечественной войны. Скоро мы организовали эстрадно-сатирическую труппу и начали выступать в Центральном Доме работников искусств, когда он помещался еще в подвале в Старо-Пименовском переулке. Выступления наши пользовались необыкновенным успехом, они были остры, смелы и направлены против болезненных явлений в нашей художественной жизни. Высмеивалось чванство некоторых руководителей, вульгаризаторство в критике, шаржировались и работы и поступки известных художников, но, конечно, разыгрывались и просто веселые юмористические сценки. Так, например, в одной из них наш прекрасный  пейзажист Саша Морозов с довольно полной  и  несколько неуклюжей  фигурой, в юношестве занимавшийся балетом, вставал на темной сцене в пачке и на пуантах в обрамлении огромной роскошной рамы в позу, известную по портрету балерины Лепешинской, только что написанному Александром Герасимовым. Потом давали полный свет, Саша на какое-то время замирал в этой позе, а затем под музыку из «Лебединого озера» я за руку выводил его из рамы, и он начинал танец «лебедя» с довольно профессиональным умением, делая в конце танца полный шпагат.